Газета "Пограничник Северо-Востока" начинает цикл публикаций, объединенных рубрикой "Публикуется впервые". Мы намерены рассказать нашим читателям о неизвестных страницах деятельности органов безопасности Камчатки в предвоенные и военные годы. Циклу публикаций предшествовала продолжительная работа в архивах, благодаря чему забытые свершения, события, имена и факты вырваны из плена забвения.

В год 65-летия окончания второй мировой войны газета не могла обойти умолчанием вклад камчатских чекистов и пограничников в Великую Победу нашего народа над фашистской Германией и милитаристской Японией. Мы не идеализировали людей того далёкого времени, как это со слащавым слюнтяйством сегодня часто делается. Они не нуждаются в таком снисхождении. Они оставались обыкновенными людьми. Тем значимее их дела и свершения…

* * *

Шхуне "Елизиф", которая принадлежала известному американскому промышленнику скандинавского происхождения Олафу Свенсону, не повезло. В августе 1929 года у чукотского мыса Биллингса, в проливе Лонга, её затёрло льдами.

Шхуна перевозила товары мистера Свенсона, которыми он по соглашению с правительством СССР, и с большой коммерческой выгодой для себя, снабжал советские фактории в устье Колымы. Но в навигацию 1929 года "Елизиф" до места назначения не дошла. Корпус шхуны, посопротивлявшись Северу пару недель, давления льда не выдержал и дал течь. Радист судна под аккомпанемент чмокающих помп и грохот башмаков матросов аварийных партий посылал в эфир сигналы SOS. Они долетели до антенн ледореза "Литке", дрейфующего в нескольких десятках миль западнее, но советский пароход на помощь к американской шхуне пробиться не сумел.

Навигация 1929 года оказалась самой тяжёлой за всю предыдущую историю мореплавания в Арктике. Лето выдалось холодное. Беспрерывно ползущие с северо-запада тучи серым дождём оплакивали надежды моряков довезти грузы до мест назначения, забрать пушнину и успеть до холодов вернуться в родные гавани. Редко выглядывающее солнце лишь чуть-чуть отогнало от берегов тяжёлые многолетние льды. Оказался в их плену и "Литке". Сколько он ни старался, а пробиться на восток, к подающей сигналы SOS шхуне, ледорез не смог. Впрочем, "Елизиф" не затонул. Судно льды вынесли на мель в трёх кабельтовых1 от берега. Шхуна песчаную банку оседлала прочно, всем корпусом. Экипаж теперь мог не опасаться за свои жизни…

У берегов Чукотки в летнюю навигацию 1929 года, кроме "Елизиф", прочно вмерзли в льды ещё одна шхуна Свенсона "Нанук" и советский пароход "Ставрополь". К последнему так же пытался пробиться "Литке", но не смог. Моряки надеялись, что, возможно, тёплая осень заставит льды отступить. Но в сентябре дождь сменился снегом, а в первых числах октября столбик термометра в паническом падении приблизился к сорока градусам. Тут уж стало ясно, что никакие ледоколы не помогут вмёрзшим судам.

Свенсон, голубоглазый высокий блондин, сколотивший состояние на золотых приисках Аляски, навигацию 1929 года привычно проводил со своими судами. Обычно спокойный и уравновешенный, он в этот раз свойственное ему скандинавское хладнокровие растерял. В середине октября Свенсон днями напролет широкими шагами мерил по диагонали свою каюту на "Нануке", увешанную шкурами белых медведей, редким оружием и уставленную дорогими безделушками. Свенсон при необходимости умел довольствоваться малым, но любил, если существовала возможность, путешествовать с комфортом. Экзотическая каюта служила и ещё одной цели. Американец проводил в ней деловые переговоры с советскими функционерами. Они, привыкшие к спартанской обстановке своих судов, оказавшись в роскошной каюте Свенсона, начинали чувствовать себя подавленно и шли на уступки янки в спорных вопросах, чтобы скорей покинуть непривычную обстановку. Правда, встречались и те, кто любил подолгу засиживаться в мягких креслах американца, которого чукчи называли "олений король", но таким визитёрам Свенсон давал быстро понять, что время - деньги.

Осенью 1929 года американцу роскошная каюта казалась ужасной камерой, в которую его заключили ранние льды. Фирма Свенсона несла колоссальные убытки. Янки беспокоил не товар на "Елизиф", который не дошёл до мест назначения, и даже не сама шхуна, прочно севшая на мель. За судно и всё, что находилось на нём, Свенсон рассчитывал получить страховку, которая с лихвой обещала покрыть издержки. Предпринимателя волновали трюмы "Нанука", набитые шкурами песцов и белых медведей, собранных с арктического побережья Чукотки и Якутии.

Американец стремился доставить меха в Фербекс к началу пушного аукциона, который открывался в декабре. Ударит на торгах в последний раз молоток, и опоздавшему Свенсону придется ждать год до очередного аукциона, убеждая банкиров подождать с выплатами процентов по кредитам.

Предприимчивый американец всё-таки нашёл выход. Он сумел уговорить известного полярного лётчика, родившегося в Норвегии и нашедшего вторую родину в США, Бена Эйельсона перевезти меха в Америку на самолёте. Пилот был сделан из того же авантюрного сплава с содержанием золота, что и Свенсон. Лётчик мог отважиться на любое приключение, на самый рискованный полёт, если ему хорошо заплатят. В этот раз Свенсон пообещал Эйельсону не только деньги, но и руку дочери, за которой известный пилот уже долгое время ухаживал.

Бен и его механик Борг Осланд вылетели из Нома 10 ноября на машине, носившей звучное название "Гамильтон". Но Эйельсону не суждено было стать зятем Олафа Свенсона. На пути к вмёрзшей в лёд шхуне "Нанук" самолёт попал в сильный снегопад. Пилот решил переждать его на земле. Но при попытке сесть Эйельсон врезался в высокий берег реки Амгуэмы. Пилот и механик погибли. Начались поиски исчезнувшего экипажа. Первоначально их вели американские лётчики, но они так и не нашли своего знаменитого коллегу. Удача улыбнулась подключившемуся к поискам советскому пилоту Маврикию Слепнёву. Он и доставил тела Эйельсона и Осланда на Аляску.

Не знаю, горевал ли Олаф Свенсон по поводу гибели потенциального зятя, но известно, что бизнесмен, не дожидаясь окончания поисков лётчика и механика, на караване, составленном из собачьих упряжек, запряжённых в нарты с мехами, отправился к ближайшей станции Транссиба, которая располагалась в нескольких тысячах километров к югу. И удачливый американец, вопреки всем прогнозам, добрался до железной дороги. А далее Олаф Свенсон путешествовал с привычным для себя комфортом - до Владивостока в международном вагоне, потом пересел на пароход, который доставил его в США. Перед убытием с "Нанука" он приказал командам обеих вмёрзших во льды шхун покинуть суда и следовать пешком в Уэлен. На зимовку на "Елизиф" остались норвежец Крук и немец Адольф, имевшие опыт ледяных одиссей. Перед отъездом Свенсон отдал ещё одно распоряжение. От служащих компании он потребовал разыскать жившего неподалеку от мыса Биллингса старого знакомого, с которым он когда-то в тайне от русских властей мыл золото на Чукотке, - Петра Брюханова.

Читателю следует знать, что к началу тридцатых годов на арктическом побережье Чукотки жили десятка два-три человек, которых в эти далёкие края занесли шальные ветры поиска богатств и приключений. С некоторыми из них нам предстоит познакомиться в этом очерке. Одним из самых колоритных представителей этого разноязычного племени авантюристов, по разным причинам осевших на Чукотке, несомненно, являлся Пётр Самсонович Брюханов. Он родился в 1877 году недалеко от тех мест, где ранее явился миру Распутин. Я совсем не случайно упомянул демоническую личность Григория Ефимовича. Его чукотский земляк происходил из тех же обрусевших коми, что и Распутин. Брюханов даже внешне походил на царского фаворита: та же звериная настороженность в пронзительных прищуренных глазах, та же борода. На шестом десятке лет, в возрасте, который у местных жителей считался преклонным, "открывающим путь к верхним людям", Пётр Самсонович сохранил силу, и не только физическую. К моменту описываемых событий Брюханов воспитывал двухлетнюю дочь, начал подыскивать вторую жену, но тут жизнь его круто изменилась.

Однажды горячее стремление разбогатеть уже меняло вектор судьбы Петра Самсоновича. В 1901 году он, бросив родное село, направился в Кяхту, где, как Брюханов слышал, живёт тьма-тьмущая богатых китайских и русских купцов, которым постоянно требуются работники. Бывалые люди говорили, что при уме и сноровке можно за год-два в приказчики выбиться, а там и собственное дело завести…

В Кяхте подданных Российской империи и жителей Поднебесной, желающих, как и Брюханов, поступить в услужение к богатым купцам, обреталось в десятки раз больше, чем торговцам работников требовалось. Пришлось Петру довольствоваться местом на бирже ломовых извозчиков. Но за месяц, вдоволь "наломавшись" и заработав на хлеб с квасом, Брюханов подался дальше на восток. В Зее он пару недель вывозил лес из тайги, а потом устроился на постоялый двор, который обслуживал окрестные золотые прииски. Тут, наслушавшись рассказов пьяных старателей о фарте и небывалой удаче и став свидетелем диких загулов счастливцев, кому "далась жила", Брюханов с десятком таких же, как он, "перекати-поле" отправился в тайгу на поиски благородного металла.

Старательское дело оказалось тяжёлым и малоприбыльным, если не знаешь, где искать золото. Через год из артели, к которой прибился Брюханов, в живых не осталось и половины: кого простуда и чахотка скосили, кто тяжёлой работы не выдержал, а кому и сами артельщики помогли отправиться в мир иной, чтобы фарта от товарищей не прятал. Из тайги Брюханов вышел с ещё более пустым карманом, чем имел, когда отправлялся на поиски золота, но с твердым убеждением, что удача - дама капризная и полагаться на неё вслепую не следует. Старательскому делу требовалось учиться.

В 1902 году геолог Иванов на зейских приисках набирал рабочих в экспедицию для поиска золота на Чукотке. Брюханов воспользовался выпавшим ему шансом и отправился на далёкий полуостров учиться старательскому делу. Добирались на Чукотку через США и Канаду. За океаном Иванов нанял оставшихся не у дел старателей Аляски. К 1902 году тамошняя золотая лихорадка пошла на спад. Экспедиция состояла из 120 русских рабочих и 50 американцев. В современных источниках почему-то утверждается, что Иванов золота на Чукотке не нашёл. Брюханов, давая в 1931 году показания сотруднику ОГПУ, придерживается иной точки зрения:

"Эта экспедиция, имея лошадей, исследовала береговую полосу от мыса Дежнёва до Провидения… Нашли рассыпное золото в районе реки Пуутынвеем, как в самом русле реки, так и в некоторых ключах и на горе. На горе нашли золотую жилу, но разрабатывать было нельзя из-за отсутствия воды. В русле речки и по ключам хотя и было золото, но добывать его трудно в силу тонкого слоя талой почвы, глубже - вечная мерзлота. В заливе Лаврентия… найдено рудное золото, говорили, что не очень богатое".

Пётр Брюханов знал, о чём говорил. После окончания работы экспедиции Иванова он уезжает в Ном. Трудится на золотоносных приисках, а в 1910 году с интернациональной артелью старателей-хищников возвращается на Чукотку, где моет рассыпное золото на участках, открытых экспедицией Иванова. В этот раз фарт сопутствовал Брюханову. По его словам, "намывали в 11 дней по 31/2 фунта2 золота на человека". Богатую жилу разрабатывали старатели. Может быть, инженер Иванов утаил результаты геологической разведки от снарядившего его экспедицию уральского золотопромышленника гвардейского полковника в отставке В.И. Вонлярлярского, надеясь, что сам сможет эксплуатировать открытые месторождения. Но ими, как видим, воспользовался Пётр Брюханов.